- За врачом еще не посылали.
Мицуками опустился на колени рядом с подушкой, на которой сидел его телохранитель, и положил руку на обнаженное плечо молодого мужчины, словно в попытке обнадежить. Полковник понизил голос, хотя по виду младшего самурая нельзя было понять, услышал ли тот хоть что-нибудь. Эшер заподозрил, что Ито не говорит по-английски.
- Вчера у него внезапно поднялась температура, и еще до этого он жаловался, что от дневного света у него болят глаза, а также на ломоту во всем теле.
Небольшие кирпичные коттеджи за японским посольством возвели уже после восстания и провели в них электричество, которое странным образом не сочеталось со скудной обстановкой, состоявшей из татами и жаровен. Окна в комнатке Ито были закрыты и поверх ставен завешаны постельными принадлежностями, чтобы не пропустить внутрь даже слабый утренний свет.
читать дальше- Я вспомнил ваши слова, - продолжил Мицуками, - о том, что могут сотворить немцы, стоит им только узнать об этих неведомых созданиях с гор Сишань. Враги повсюду, и они не дремлют. Но все же придется пригласить врача.
- Моя жена – терапевт, - Эшер, разувшись, подошел к больному (тростниковые маты едва заметно пружинили под ногами) и сел рядом. – Вы позволите ей осмотреть господина Ито?
По телу Ито прошла дрожь, когда Эшер взял его за подбородок и, слегка приподняв ему голову, притронулся к распухшим скулам и нижней челюсти. Кожа молодого человека была нестерпимо горячей, вокруг повязок на раненой левой руке и боку проступало свидетельствующее о воспалении покраснение. Рот телохранителя был запачкан кровью. Рядом стоял тазик, заполненный полосками окровавленной марли.
Оставшийся у дверей Карлебах закрыл лицо руками.
- Я пошлю за ней, - Мицуками подошел к выходу и отдал какой-то приказ ожидавшему в прихожей слуге, затем вернулся к Эшеру и снова опустился на колени. Он понизил голос до шепота. – Вы видели, как Ито-сан получил свои раны. Ему порвали руку и бок. Когда он обезглавил тенма, то запачкался в его крови. Я опасался заражения от их когтей и зубов. Так или иначе, зараза попала ему в кровь, и теперь… теперь он сам превращается в одно из этих созданий. Быть может, так они размножаются?
Заражение крови, сказал Исидро. Совсем как вампиры.
Эшер оглянулся на Карлебаха. Тот тихо застонал, но не произнес ни слова.
- Мне говорили, что такое возможно.
- Кто говорил? – в глазах невысокого японца вспыхнул гнев. – Вы упоминали легенды… какие легенды? Где водятся эти твари, где они водились..?
Ито тяжело вздохнул, потом пробормотал несколько неразборчивых слов по-японски. Там, где растущие клыки вгрызались в губы, проступила кровь. Мицуками обнял молодого человека за плечи и притянул к себе. Его лицо походило на маску.
- Ито… Ито-кун…
- Они водятся в Праге, - ответил Эшер, - вот уже пять сотен лет. Насколько нам известно, они обитают в канализации и древних подземельях под старым городом. До прошлой зимы в других местах они не встречались.
Мицуками осторожно провел рукой по лицу телохранителя, которое ужасно раздулось и побелело в тех местах, где костные швы начали размягчаться, чтобы кости черепа могли сместиться и придать ему вытянутую форму.
- Прошлой ночью я слышал, как он ходил по комнате, - прошептал полковник. – Вчера утром он сказал, что ощущает какое-то гудение у себя в голове. Не голоса, но некую вибрацию, подобную трепету крыльев мотылька, пение призраков, которое гонит его с места на место, вынуждая убивать, бежать или хотя бы впустить их в свой разум. Ки о цукэтэ, Ито-кун, - он сильнее сжал объятия.
Крепись.
Эшер через плечо посмотрел на старого ученого, так и стоявшего в дверях.
- Неужели ничего нельзя сделать?
Карлебах прохрипел:
- Нет.
- Даже замедлить процесс? Или задержать его на время? Ваши растворы, настойки – нельзя ли…
- Нет!
Карлебах рывком распахнул дверь у себя за спиной и вывалился в прихожую. При этом он едва не столкнулся с Лидией и сопровождавшим ее слугой; обогнув их, Карлебах бросился прочь.
Лидия с удивлением посмотрела ему вслед:
- Профессор..?
- Сюда, - позвал ее Эшер. – Этому человеку нужна твоя помощь.
Она поспешно вошла в комнату и тут же надела очки, не обращая внимания на присутствие полковника.
- О, господи…
Шурша нижними юбками, она опустилась на колени и открыла медицинский саквояж. Тем временем Эшер обратился к хозяину дома:
- Граф Мицуками, разрешите представить мою супругу, доктора Эшер…
Полковник и Лидия обменялись вежливыми поклонами. Пока она осматривала лицо и рот Ито, Мицуками тихим голосом повторил для нее все то, что уже успел поведать Эшеру, а также рассказал о событиях пятничной ночи. Лидия измерила Ито давление, посчитала пульс, изучила его руки (там, где ногти начали утолщаться, превращаясь в когти, из-под кутикул сочилась кровь) и зрачки. Электрический свет, который, отражаясь от ее зеркальца, попадал в глаза молодого самурая, казалось, не причинял тому ни малейшего беспокойства.
В отличие от дневного.
Но когда Лидия начала снимать повязки с руки и плеча, Ито внезапно с силой оттолкнул ее прочь, так что она упала на маты, и вскочил на ноги. Пошатываясь, он уковылял в угол, а когда Мицуками приблизился к нему, развернулся и что-то прокричал своему хозяину по-японски.
Мицуками молча смотрел на него с сочувствием во взгляде.
Ито прошептал еще несколько слов; все тело его тряслось.
Когда полковник ответил, Ито с мукой в голосе выдавил еще пару предложений. Эшер, охваченный чувством острой жалости, подумал, что эти слова были последними, которые молодой японец произнес как человек, обладающий разумом и волей. Затем Ито отвернулся к стене и сначала рухнул на колени, затем свернулся калачиком в самом дальнем от окна углу.
Лидия, на лице которой читалось потрясение и сочувствие, шагнула было к нему, но Эшер удержал ее. Мицуками склонился над своим слугой, затем поднялся и вернулся туда, где они стояли, рядом с подушкой и тазиком с клочками окровавленной марли.
- Он спит.
Повисла тишина. На лице атташе застыло невозмутимо-вежливое выражение, но голос не повиновался ему.
- Что он сказал? – мягко спросила Лидия.
- Что они зовут его. Заполняют его разум. Что он больше не в силах противиться им.
Эшер встретился взглядом с Лидией. Оба они по собственному опыту знали, что некоторые вампиры могут входить в чужие сны и изменять их, нашептывая свою волю смертным.
- Когда стемнеет, он попытается бежать, - тихо сказал Эшер. – Если не сегодня, то завтра. Он захочет присоединиться к ним. Мне очень жаль.
Мицуками слегка наклонил голову:
- Тут уж ничего не поделаешь.
- Если вы позволите, граф, я хотел бы проследить за ним. Чтобы проверить, не проникли ли эти создания в город.
- Мудрое решение, Эсу-сенсей, - в голосе Мицуками внезапно проступила усталость.
- До того разумнее будет держать его взаперти.
- Разумеется. Я поступлю так, как вы сказали. Благодарю вас, - он низко поклонился. – И вас также, доктор Эшер.
Он снова поклонился, на этот раз Лидии. Черные глаза за толстыми стеклами очков казались непроницаемыми, надежно скрывая все мысли и чувства.
- Мне так жаль,.. – начала было Лидия, но Мицуками лишь покачал головой.
- Тут уж ничего не поделаешь, - повторил он. – От имени моего слуги прошу простить его поведение. Будь он в здравом уме, он не позволил бы себе ничего подобного. Он вырос в моем доме, его отец служил моему отцу. Примите мою благодарность за то, что вы пришли и оказали всю возможную помощь.
Карлебах ждал их в гостиной, единственной комнате маленького особняка, обставленной в европейском стиле, с кушетками и стульями. Старик смотрел в окно на холодный солнечный свет, разливающийся над Пекином. Мицуками что-то сказал слуге, из чего Эшер уловил слова «два рикши» - дзирикися га нидай. Он поспешил вмешаться:
- Простите, граф, но мы с профессором предпочли бы вернуться в гостиницу пешком.
Лидия, которая сняла очки, прежде чем выйти из комнаты Ито, явно хотела спросить, чем вызвано такое решение, но потом поймала его взгляд и лишь поинтересовалась:
- Мне заказать ланч?
Мицуками усадил Лидию в его собственный возок, ожидавший у дверей особняка, и вручил ей аккуратный сверток с клочками окровавленной марли. Когда рикша потрусил прочь по пересекавшей японский квартал улице, застроенной похожими на казармы зданиями, граф проводил Эшера и Карлебаха к задней калитке, которая выходила на рю Лагрене, и поклонился на прощание.
Едва только японец отошел, Эшер взял Карлебаха под локоть и тихо спросил:
- Это Матьяш? - в глубине души он уже знал ответ.
Карлебах тяжело вздохнул и прошептал:
- Матьяш.
В его словах Эшеру почудились отголоски плача царя Давида: «О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!»
Из-за высокой задней стены французских казарм донесся резкий звук свистка, возвещавший начало утренних учений, потом послышались громкие команды офицеров. На противоположной стороне улицы выбеленные стены таможни отражали солнечный свет, слепя глаза. Эшер подумал о молодом мужчине в белой набедренной повязке, который сейчас скорчился в углу и забылся мертвенным сном, пробудиться от которого он сможет только с наступлением темноты.
А когда темнота наступит, вспомнит ли Ито (который там, в горах, спас жизнь и самому Эшеру, и Карлебаху), как его зовут? Будет ли он помнить о семье и родных островах?
Тут уж ничего не поделаешь, как сказал Мицуками.
Некоторое время Эшер шел молча.
- Он записался на мои лекции по фольклору, - сказал Карлебах, словно продолжая давно начатый разговор, - поскольку хотел «узнать народ», чтобы затем «освободить его»… как будто политическое представительство для людей важнее уверенности, что их не разорят налогами, а их сыновей не призовут в армию. Матьяш Ураи… Он учился на юриста, да. Один из тех молодчиков, кто затевает политические беспорядки, требует независимости для своей страны и гордится толщиной дела, которое на него завели в полиции.
- Вы говорили, что он участвует в движении за независимость Венгрии, - откликнулся Эшер. – Я часто спрашивал себя, что же привело его к вам.
- Теперь вы знаете, - Карлебах понурился, словно придавленный невыносимой ношей. – С тех пор, как мне стало известно о вампирах, я просматривал газеты, читал все отчеты о путешествиях, выслушивал дорожные байки в надежде, что узнаю о них хоть что-нибудь еще. А потом еще Иные… Матьяш помогал мне, расспрашивая моряков и солдат, рабочих из доков, словом, всех тех, с кем сам я поговорить не мог, потому что эти люди назвали бы меня жидом, сорвали бы с меня шляпу и стали бы гонять ее по улице просто развлечения ради. Но Матьяш хотел знать, что именно я ищу. Чем вызваны мои расспросы.
- И вы сказали ему?
- Нет, - темные глаза внезапно вспыхнули, озаренные воспоминанием. – Этот паршивец отправился в архив и просмотрел самые старые газеты, точно так же, как поступила ваша прекрасная супруга. А затем, когда он уловил закономерности в якобы случайных исчезновениях, событиях и слухах, он пошел дальше. Он разыскал старые печатные листки и древние указы, письма от больших банкирских домов Империи, которые обменивались сообщениями обо всех странных происшествиях, попавших в их поле зрения. Потом он пришел ко мне с вопросами о вампирах и их выродившихся родичах, этих Иных. Он сказал, что я уже стар. Я. Стар! – Карлебах улыбнулся. – Сказал, что если я и дальше собираюсь разузнавать о делах ночных созданий, мне понадобится защита. Оказалось, что в мускулистой груди хулигана бьется сердце настоящего рыцаря.
Он прикрыл глаза, словно вновь увидев перед собой своего небритого хулиганистого рыцаря в студенческой фуражке, и в холодном свете блеснули слезы, которые старик не в силах был сдержать.
- Я говорил ему… не раз говорил… просил забыть об Иных. Вампиры – вот наши враги, так я ему сказал. Иные – просто… просто животные, совсем как крысы, которыми они командуют. Он спросил меня, откуда мне это известно. А когда я сказал, что об этом мне много лет назад сообщил вампир, Матьяш возразил мне моими же словами. Вы же говорили, что они всегда врут, вот что он ответил. Он был охвачен жаждой знаний, которая гнала его вперед, к новым открытиям.
Они свернули на рю Марко Поло, миновав двух французских офицеров в голубых мундирах с золотыми позументами и малиновых штанах, которыми так гордилась французская армия. Напротив, через дорогу, старый Мянь раз за разом выкрикивал одну и ту же фразу: «Бао чжи! Бао чжи! Свежая хорошая газета бао чжи!»
- И однажды ночью он спустился под мост?
Эшер живо представлял себе темную фигуру на фоне тускло мерцающей воды и луч света, вырывающийся из прикрытого фонаря. Он почти ощущал исходящую от Иных вонь, отличающуюся от запахов канализации и тухлой рыбы. Лидия поступила бы именно так. И он сам тоже.
- Он пришел ко мне следующим утром, - тихо ответил Карлебах. – Его тело было покрыто укусами и рваными ранами, он тоже ранил кое-кого из них матросским ножом, который всегда носил с собой. Одежда пропиталась кровью, частью его собственной, частью – этих тварей. Сегеди – это вампир, хозяин Праги – как-то сказал мне, что в их случае заражение происходит через кровь, как и у вампиров. Матьяш тогда посмеялся над моими словами, но все же он был напуган. Он понимал, к чему может привести попадание их крови в организм. Он… мы уже знали, что плоть этих немертвых созданий уязвима для тех же веществ и растений, которых боятся вампиры: боярышника, аконита и серебра. И до меня находились люди, которые изготовляли из них различные эликсиры и настойки в надежде обратить действие вампирской крови…
- И помогало?
- Да, - голос старого ученого зазвенел, как натянутая до предела струна. – Мы наблюдали… ждали…
Он перевел дыхание и некоторое время молча шел, сунув искалеченные болезнью руки в карманы длиннополого черно-зеленого пальто.
- Когда это произошло?
- В августе 1911. Через несколько месяцев после вашего приезда в Прагу. Однажды утром Матьяш ко мне не пришел. Через несколько дней я узнал, что полиция арестовала группу младовенгров. Он сумел ускользнуть, так мне сказали. Потом он покинул страну.
- И тогда вы начали искать, - сказал Эшер после продолжительного молчания. – Просматривали медицинские журналы и газеты, надеясь обнаружить упоминание о некоем существе, которое могло бы быть им…
- А что еще мне оставалось? – Карлебах остановился и в отчаянии взмахнул руками.
- Вы надеялись, что сможете помочь ему? Сумеете обратить процесс вспять?
- Уже не знаю, Джейми, - они пересекли улицу и подошли к дверям гостиницы, чья неоготическая пышность в холодном свете солнца казалась нелепой. – Но я не мог покинуть его. И уж точно не сумел бы разыскать его в одиночку.
Затянутый в ливрею лакей вскочил, чтобы поприветствовать их. Клерк у стойки вручил Эшеру записку от Пэй Чжэнкана, к которой прилагалось старательно переведенное приглашение на встречу с Ань Лутаном через два дня в квартале Восьми переулков. Сэр Грант Хобарт также оставил записку, в которой просил повидать его в три часа пополудни.
Эшер повернулся к своему спутнику:
- Именно поэтому вы вчера ходили в австрийское посольство?
- Хотел посмотреть судовые журналы, - скрытые под густыми седыми усами губы скривились. – Как видите, я все же прислушивался к вашим рассуждениям о шпионаже, друг мой. И, как я выяснил, человек, похожий на Матьяша, в самом деле дезертировал с «Принца Генриха» по прибытии в Тяньцзинь в ноябре прошлого года. В команду он записался в сентябре, в Триесте.
Они остановились у подножия лестницы.
- Знаете, Джейми, когда греки говорили, что надежда вырвалась из ящика Пандоры вместе со всеми скорбями и печалями, одолевающими человечество, они вовсе не имели в виду, что она была единственным лучиком света среди сгущающихся туч. Так эту историю рассказывают добросердечные нянюшки, чтобы не разбить сердечки своим питомцам. На самом деле надежда – худшее из бедствий, самое жестокое испытание, какое только могли выдумать боги.
Он отвернулся и молча начал подниматься по ступеням.