Глава 15

Северный ветер насквозь продувал стеганое ципао. Вырывавшиеся с дыханием облачка пара белели в лунном свете. Вода вдоль кромки берега замерзла, опоясав озера Шичахай ледяной полосой, на фоне неба чернели причудливые крыши чайных домиков, храмов предков, павильонов и харчевен, где раньше подавали дяньсинь .
В глухой плотной темноте не было видно ни проблеска света. Эшеру это показалось странным, поскольку и дедуля У, и Лин говорили, что в опустевших парках и садах нашли себе пристанище воры, контрабандисты и наемные убийцы. Он стоял на горбатом мраморном мостике, принюхиваясь к запаху дыма, который доносился из каждого прибрежного дворика и все же был не в силах перекрыть вонь от мусорных куч, наваленных на выходе из узких проулков хутунов. Если бы кто-нибудь и развел тайком костер на берегу, обнаружить его было невозможно.
читать дальшеЗатем ветер поменял направление, и Эшер уловил зловоние, уже знакомое ему по шахтам Шилю.
Яогуай.
Они и в самом деле добрались сюда.
Именно за этим он сюда и пришел. Теперь можно возвращаться…
А знают ли об этом Цзо?
Он спустился с мостика к топкому краю замерзшего озера.
Помимо ножа, револьвера и жестяного потайного фонаря он взял с собой некое подобие алебарды – короткий клинок на длинном древке, приобретенный у дедули У за три американских доллара; с таким оружием местные бандиты выходили на ночную «работу». Вот уже две ночи он ждал известий от Исидро, но вампир или затаился, или, по примеру отца Орсино, охотился далеко за пределами Пекина. Днем к нему пришла Лин и рассказала, что подруга ее матери почуяла у озера «крысьих тварей». По словам той женщины, пропал маленький попрошайка – третье исчезновение за две недели.
Владения семьи Цзо располагались на участке, клином вдававшемся в озеро, и сейчас Эшера от них отделяла тянувшаяся по левую руку полоса воды. В этом районе всем заправляли Цзо. Эшер понимал, что днем его обязательно заметят, даже если он будет одет как китаец. Он подумал, что, пожалуй, стоит признать вечернюю вылазку успешной, вернуться в переулок Чжулун и дождаться весточки от Исидро.
Если Исидро подаст весточку.
И если он сделает это до того, как Карлебах почитает полицейские отчеты, над которыми работала Лидия, и решит самостоятельно изучить территорию. В отличие от него самого, старик мог прийти сюда днем, но если Цзо хотят отвадить посторонних от шахт, Карлебаху грозит опасность.
Он одержим.
Долгая тайная служба, на протяжении которой его единственными путеводными огнями были любовь к отечеству и долг перед королевой, научили Эшера, что суждениям одержимых нельзя доверять. Они видят то, что хотят видеть, как выразился его начальник. Они убеждают себя, что им почти ничего не угрожает.
Едва ощутимая вонь исчезла, как только ветер снова подул с севера. Значит, запах доносился с запада. Из-за северного озера. По широкой дуге обойдя западный берег и лабиринт сихэюаней, из которых и состояли владения Цзо, Эшер двинулся против часовой стрелки вдоль северной кромки озер, скользя по замерзшей грязи. Он едва не подскочил от испуга, когда справа и впереди от него что-то шевельнулось, но это оказалась всего лишь крыса, разъевшаяся на отбросах до размеров полугодовалой кошки. Здесь, в стороне от павильонов и харчевен, сваливались отходы от процветавшего в хутунах производства мыла и бумаги, сюда же мясники свозили остатки туш, от которых даже вечно голодным городским беднякам не было никакой пользы – черепа, осколки костей, треснувшие рога и вываренные копыта. Зная, насколько искусно китайцы превращают любой пустяк в нечто съедобное или полезное, оставалось только пожалеть крыс, обитавших в этих мусорных кучах.
Справа от него берег отворачивал к мосту и одному из городских каналов. Лед на озере был тонким и не выдерживал веса взрослого человека, поэтому Эшер взглядом изучил возвышавшиеся перед ним черные стены и крыши, высматривая вход в хутун. Судя по наваленным на берегу кучам отбросов, проулок был где-то неподалеку. Рядом зашуршал тростник, сквозь который пробиралась очередная крыса. Следом появилась третья, за ней – четвертая, они неслись по льду, и яркий лунный свет четко прорисовывал крохотные синие тени от их лапок.
Эшер двинулся влево, чтобы обойти самые большие мусорные кучи, где в лунном свете мрачно белели черепа и тазовые кости, но лед под ним проломился. Он пошатнулся, ощущая, как сквозь кожу ботинок проникает холод, и кое-как доковылял назад к полосе тростника и прибрежной грязи. Когда наступит настоящая зима, вся городская детвора сбежится сюда, чтобы покататься по льду…
Конечно, если к тому времени не начнутся перестрелки между войсками президента и Гоминьданом.
Хлеставший по щекам ветер слегка ослаб. Эшер втянул холодный воздух. Сомнений больше не оставалось. Под мостом затаилась тварь, и хорошо, если только одна.
Он развернулся, чтобы пройти назад вдоль берега.
И остановился, затаив дыхание. Весь темный склон, от кромки воды до тянувшихся поверху стен, кишел крысами.
Страх холодной лапой сжал горло. В жизни ему не доводилось видеть столько крыс. Копошившаяся в тростниках темно-серебристая масса походила на оживший ковер, шевелящийся от избытка нечистой энергии. Когда Эшер повернулся, все крысы остановились и сели. В темноте их глаза казались огненными бусинами, усеявшими паутину.
Господи.
Они смотрели на него.
Из-за спины сильнее потянуло чужеродной вонью. В неверном лунном свете ему почудилось какое-то шевеление на берегу, примерно в сотне ярдов от того места, где он стоял. Да… черный силуэт ростом с человека проявился на фоне холодного льдистого блеска озера. Эшер начал пятиться, но крысы тоже пришли в движение и ринулись к нему. С чувством, близким к панике, он представил, как падает под напором этой кошмарной волны.
При мысли, что его могут ранить, что в нанесенную яогуай рану попадет их кровь, которая превратит его в такую же тварь, он твердо решил: нет. Пока у него остается хотя бы одна пуля, этому не бывать. Есть вещи и похуже смерти.
Он медленно вступил в озеро, чувствуя, как ломается под ботинками лед и вода холодит ноги. Надо добраться до входа в переулок Большого Тигра, который ведет на юг, к более оживленным улицам. Яогуай неверной трусцой спустился по склону от хутуна, вход в который терялся в темноте. Эшер зашел дальше в озеро, почти по пояс погрузившись в воду. Мусор скользил под ногами, и ему с трудом удавалось сохранять равновесие, одновременно отмахиваясь алебардой от подступавших крыс.
В следующее мгновение яогуай набросился на него, выставив вперед когтистые лапы; сквозь поднятые тварью тучи брызг Эшер увидел раззявленную зубастую пасть. Ему не раз доводилось драться шестом и тростью, и этого опыта хватило, чтобы одним ударом алебарды почти отрубить противнику голову… но только почти. Из перерубленных артерий хлестала кровь, голова свисала сбоку на куске кожи, но шатающийся яогуай все так же размахивал лапами, пытаясь достать свою жертву. Эшер осторожно приблизился к нему и перерезал подколенные сухожилия на обеих ногах, затем развернулся и снова двинулся через озеро, обшаривая взглядом берега.
Ему повезло. Наверное, стая собак почуяла огромное скопище крыс и решила поохотиться, хотя в лунном свете и покрывавших берег черных тенях невозможно было рассмотреть, что же там происходит. Перед Эшером мелькали темные силуэты и красные глаза разбегающихся грызунов. Он снял с фонаря крышку и швырнул его в гущу крыс, кишевших между ним и темным прямоугольником, который, как он надеялся, был входом в переулок Большого Тигра. Берег сплошь покрывала полузамерзшая грязь, и все же остатки масла ярко вспыхнули, едва только фонарь ударился о землю. Крысы метнулись прочь от пламени, и Эшер со всех ног побежал вверх по склону.
Краем глаза он заметил двух яогуай, которые неслись вслед за ним по верху прибрежного склона, двигаясь так, будто между ними существовала некая незримая связь, и эта странность отложилась в памяти. Он бросился в густую синеву переулка и побежал дальше, то и дело спотыкаясь; одной рукой он все время держался за стену, чтобы не сбиться с дороги.
Остановился он только после того, как миновал задние ворота Запретного города и обогнул его массивные стены (которые по высоте превосходили средний лондонский дом), свернув на восток, поскольку не желал приближаться к расположенным на западе дворцовым озерам. Эти озера, а также рвы Запретного города и канал, выходивший из него чуть дальше к востоку, соединялись с «морями» Шичахай. Неподалеку от нового университета Эшер, промокший до пояса и почти окоченевший от холода, нанял рикшу, но каждый раз непроизвольно вздрагивал, когда повозка пересекала очередной канал.
В это время на улицах почти никого не было. Он подумал о Лидии, спокойно спящей на кружевных подушках в тиши гостиничного номера, и о том, следят ли за ней.
Вполне возможно. Кто-нибудь из Цзо или их помощников, под чью дудку, может статься, пляшет сейчас Грант Хобарт. Или посольская полиция, единственная цель которой – исполнить свой долг и бросить предателя в камеру, где до него доберутся люди Цзо…
Эшер растер онемевшие руки и подумал, что его убежище в переулке Чжулун скоро могут обнаружить.
Еще он подумал о Карлебахе, который вряд ли станет терпеливо ждать, пока Эшер сумеет связаться с ним.
И о том, в безопасности ли Лидия.
И о том, что случилось с Исидро.
***
Прошло три дня, прежде чем Лидия поняла, что Исидро пропал.
В воскресенье, на следующий день после того, как ей принесли от Мицуками пакет с очередными полицейскими отчетами, полковник сам навестил ее в гостинице, чтобы предложить свою поддержку и, к некоторому ее удивлению, помощь в возвращении домой.
- Благодарю вас, - она наклонилась над жаровней, обогревающей отдельный кабинет с голубыми драпировками, и пожала протянутую ей руку в белой перчатке. – Но здесь я могу хоть чем-то помочь. Задача, которую ставил перед собой Джейми, еще не выполнена.
Она встретилась взглядом с Мицуками, чье лицо словно проступало сквозь дымку, хотя их разделяло не более двух футов. Затем откинула спускающуюся со шляпки вуаль – настоящее произведение искусства из черного тюля и перьев, - чтобы лучше видеть его.
- Задача эта такова, что ее нельзя оставить нерешенной.
- Позвольте выразить вам мое уважение за проявленную решимость, госпожа. Значит, вы хотите продолжить работу с отчетами? Я начинаю подозревать, что наши тенма… эти создания и в самом деле пробрались в Пекин.
- Да, хочу. Но эта страна совсем не похожа на привычный мне мир, и мне сложно выявить закономерности в происходящих здесь событиях, - она заколебалась. - Не могли бы вы… возможно… вы сумеете обеспечить мне доступ к банковским записям?
- Нет ничего проще, - он извлек из кармана строгого синего мундира небольшой блокнот и сделал пометку. – Вам ведь известно, что китайцы, в особенности старые и приверженные традициям семьи, пользуются другой системой?..
- Меня интересуют западные банки. Франко-Китайский, Монетный банк Гонконга, Индокитайский банк…
- Можете рассчитывать на меня, доктор Эшер.
Лидия почувствовала, что что-то в ее словах заинтересовало его. Он слегка склонил голову, и, хотя она не могла рассмотреть выражение его лица, ей показалось, что скрытые за толстыми линзами глаза внимательно изучают ее.
Возвращаясь в свой номер, она столкнулась в вестибюле с самым назойливым из своих предполагаемых поклонников, мистером Эдмундом Вудривом, высоким, сутулым мужчиной с сильно выступающим животом, обтянутым не самым новым пальто.
- Миссис Эшер, - начал он, так быстро встав между ней и лестницей, что Лидии пришлось бы перейти на бег, чтобы избавиться от его внимания, - Умоляю вас, позвольте мне выразить, как глубоко я сожалею…
- Прошу вас…
Она изобразила один из подхваченных у тетушки Лавинии «предобморочных» жестов.
- Да-да, конечно, - Вудрив взял ее за руку. – Я понимаю. Я только хотел сказать, что понимаю, в каком тяжелом положении вы сейчас оказались, и предложить свои услуги.
- Благодарю вас, - произнесла Лидия, постаравшись тоном выразить, насколько она слаба и несчастна. – Если позволите…
Он усилил хватку:
- Знайте, что вы всегда можете рассчитывать на меня, что бы ни случилось. Мы не очень близко знакомы, но я понимаю, как это тяжело – внезапно остаться одной, без поддержки…
- Я весьма…
- … все, что в моих силах, в любое время дня и ночи, вам достаточно только отправить записку на мой адрес в посольстве…
Только строгие наставления, полученные перед выходом в лондонский свет от няни, четырех тетушек и мачехи, которые всеми силами пытались донести до нее, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ни на кого кричать и требовать, чтобы ее оставили в покое (даже если подобное обращение полностью заслужено), а также понимание, что поступи она так, и окружающие могут заподозрить, что ее вдовство – лишь притворство, а Джейми где-то скрывается, позволили ей в течение следующего получаса терпеливо выслушивать излияния Вудрива о тяжкой вдовьей доле и его желании помочь ей.
В номере ей пришлось принять целую вереницу посетителей, пришедших засвидетельствовать свое почтение. Первыми появились мадам Откёр и баронесса (именно ей в конце концов удалось изгнать Вудрива из вестибюля), которые восседали за накрытым к чаю столом и старательно поддерживали разговор, в то время как Паола Джаннини молча сидела рядом с Лидией.
Она похолодела от ужаса, увидев в дверях леди Эддингтон. По большей части разговор вертелся вокруг этой почтенной дамы, которой вскоре предстояло отправиться в Англию на борту «Наследной принцессы», увозя с собой тело убитой дочери. Женщины, пришедшие поддержать мнимую вдову, с искренним сочувствием говорили о Холли, в то время как сама Лидия едва находила в себе мужество, чтобы сказать хотя бы несколько слов.
Наконец она пожаловалась на невыносимую головную боль и до конца дня просидела в своей комнате, читая Миранде детские книги и перебирая полицейские отчеты.
После ужина к отчетам добавились банковские записи, которые она просматривала в надежде обнаружить хотя бы одно из десятка ранее встреченных имен.
На следующий день имя нашлось.
Эстебан Сьерра из Рима (у него и в самом деле есть дом в Риме?) не только отдал распоряжение открыть на его имя немалый счет во Франко-Китайском банке, но также арендовал там камеру, расположенную в подземном хранилище. «Для древностей и предметов искусства», как было указано в написанном от руки заявлении. Она всмотрелась в четкие ровные буквы с непривычными росчерками и завитушками. Сейчас в камере находился один большой сундук.
Дон Симон как-то сказал Джейми, что вампирам быстро становится известно о слежке. Некоторые люди подолгу задерживаются на тротуаре напротив подозрительного дома. В округе, где вампирам, с их обостренным восприятием внешности, известен каждый человек, появляются новые лица. Проявив интерес к подземному хранилищу, где лежали «древности и предметы искусства», Лидия совершала непростительный грех, поскольку привлекала внимание к «Эстебану Сьерре». Она (и Джейми) до сих пор оставались в живых только потому, что соблюдали правила, и Исидро знал об этом.
Как и прошлой и позапрошлой ночью, она снова не задернула половину шторы.
Утром она отправила записку графу Мицуками.
Полковник был сама скрытность. Он достаточно долго следил за событиями в Китае и был довольно близко знаком с нынешним «действующим» президентом, чтобы понимать, насколько опасным может быть одно неверно сказанное слово, малейший слушок, дошедший до официальных властей. Он молча согласился с тем, что о визите Лидии в хранилище банка никто не должен знать. Он получит разрешение и ключи, но войти в камеру сможет только Лидия.
Наблюдая за тем, с какой уверенностью Мицуками отдавал соответствующие распоряжения, Лидия задалась вопросом о клиентах банка и о том, что же еще хранится в его подземельях.
В среду, шестого ноября, незадолго до закрытия, Мицуками и Элен сопроводили Лидию к зданию банка (который от гостиницы отделяли всего два дома) и остались на лестнице в компании банковского клерка. Опустив вуаль, Лидия под ярким светом электрических ламп прошла к камере хранения под номером 12. В тиши подземного коридора ее черные шелковые юбки шуршали, как множество серебряных пилочек для ногтей. Клерк объяснил ей, как открыть дверь; на выходе, как она догадывалась, ее будет ждать служащая банка, чтобы в самой деликатной форме провести обыск. Сердце тревожно билось в груди: он будет в ярости, когда узнает, что Лидия нарушила секретность, о которой он так заботился.
Она может навеки лишиться его дружбы, этой загадочной, призрачной связи, которая существует вопреки всему. Если он сейчас слышит ее, чувствует сквозь сон ее приближение, то, наверное, проклинает ее.
Но ему может грозить опасность.
Во время их последней встречи она заметила в его глазах страх.
Как и было указано в заявлении, в камере стоял только большой дорожный сундук с латунными уголками, обтянутый выдубленной кожей, достаточно вместительный, чтобы уложить в него тело человека. Наверное, одежду и книги он хранит где-то еще…
«Так похоже на него, - подумала Лидия, прикрывая за собой дверь, - снять камеру хранения в двух шагах от нашей гостиницы». Она достала из сумочки серебряный футляр, откинула вуаль и надела очки.
Сундук был закрыт. Скорее всего, заперт изнутри. Наружные замки были лишь для отвода глаз. На улице все еще стоял день, хотя ни один солнечный луч не мог проникнуть в это помещение. Наверное, он спит.
Тишина, воцарившаяся за закрытой дверью, давила на барабанные перепонки. Когда-то Лидия спросила его, насколько чутким может быть его дневной сон, но он ответил лишь, что сон вампира отличается от человеческого.
Прости меня…
Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и положила руки на крышку сундука.
Та поддалась, беззвучно и без малейшего сопротивления.
Сундук был пуст.